Черный конь не спеша двигался по мощенным дорогам Асвина, который будто смиренно умолк, позволив монотонному шуму ливня заглушить типичные звуки городской жизни. Закованный в сталь всадник слабо покачивался в седле из стороны в сторону с каждым шагом своей лошади, создавая впечатления неумелого и неуклюжего ездока. Невидящий пустой взгляд был направлен куда-то далеко вперед, за плотную пелену дождя.

Ингин волновался.

Он сам этого не осознавал, но беспокоящие его обычно безмятежное сознание мысли явно говорили об этом. Владыка редко отдавал свои приказы лично и никогда не говорил, что его Хватке может понадобится помощь, особенно от слуги другого Высшего. Он начал сомневаться в нем? Подозревает в наличии слабостей, которых должен был быть лишен? Разочаровался? Последняя мысль была слишком тяжелой, четко отпечатавшись в разуме, отчего поводья лошади на секунду выскочили из рук ассара. Он ведь не давал повода для этого, ведь так? Как и раньше, он беспрекословно выполнял каждое поручение, не позволяя усомнится в своей полезности. Пусть в последнее время все чаще и чаще он почему-то колебался, прежде чем добить своих жертв.

Снова ощущая некое странное покалывание в своей груди, Ингин посмотрел на свою раскрытую ладонь, которой забрал так много жизней. Он начал слишком часто бросать на нее отчаянный взгляд, надеясь найти ответы на свои вопросы. Но на ней, как обычно, ничего не было, кроме каплей дождя. В этот момент кокон абсолютной тишины, в который погрузил себя ассар, в одно мгновение лопнул, давая не утихающим звукам ливня заполнить его голову и заглушить беспокойные мысли. Будто тверже усевшись в седле, не раскачиваясь более на ходу, он осмотрелся вокруг.

Ингин и не заметил, как начался дождь.

Увидев вдалеке кривую вывеску нужного заведения, он остановил лошадь у нее и с громким лязгом опустился на землю, после чего зашел внутрь. Конь, который вел себя неестественно спокойно, продолжал просто стоять на одном месте. Головы он не поворачивал. Ассару стоило сделать всего пару звонких шагов, открыв входную дверь, чтобы полный жизни гул таверны тут же утих. Полные сперва удивления, а потом страха взгляды посетителей были прикованы к Ингину. О Хватке Нуса было хорошо известно на землях владыки, мало кто мог его не узнать по одному внешнему виду. Но слухи о его деяниях ходили куда активнее, чем о его внешности. Они знали, что его визит мог значит только одно. Стоило ему отойти от входа, как туда тут же в немом ужасе двинулась большая часть посетителей, отчего главный зал харчевни стал выглядеть немного пустовато. Тавернщик старался не смотреть в прорези шлема ассара и никак не двигался в его сторону, а тот просто прошел мимо него и беглым взглядом осмотрелся. Похоже, он прибыл первым. Никак не обращая внимания на оставшихся людей, Ингин медленным шагом подошел к окну и уставился на заполненный тучами небесный небосвод.

Он этого не понял, но небо показалось ему красивым.

Когда входная дверь вновь открылась, впуская внутрь пока незнакомого для Ингина гостя, он не шевельнул ни мускулом, все еще невольно завороженный плотной пеленой обильного дождя. Ассар не обернулся даже когда незнакомец подошел ближе и склонился на мгновение перед ним, создавая впечатление, что палач просто не замечает его. Отчасти, так оно и было. Безмолвный действительно почуял отдающий золой густой аромат, который не мог принадлежать человеку, но тягучие мучительные мысли, подобно гною вновь заполонившие чертоги его разума, поглотили ассара, не давая ему сменить свое внимание на что-то другое. До тех пор, пока не прозвучало его знаменитое прозвище. Тут же голова Ингина слегка дернулась в сторону, будто от легкого удара, после чего неторопливо повернулась в сторону прибывшего.

Если бы не неестественные красные глаза и отличающийся для Ингина от людей аромат, то он даже и не понял, что это тот самый посланник Нэрдаэль, которого он ждал. Для кого-то может показаться забавным, но Хватка Нуса мало чего знал о слугах других Высших, как и об их землях, так как это никогда не касалось его обязанностей. Потому и внешний вид этого Фарроха мало что говорил ему. В отличие от его слов. В ответ на них Безмолвный склонил голову набок, словно не понимая сути вопроса. Ни о пытках, ни о возвращении украденного он не знал, да и не должен, так как его задача всегда была предельно прямой: владыка Нус указывает цель, а он от нее избавляется. Потому и поручение Фарроха, и желания даже самой Нэрдаэль для него не имели значения, так как его не касались. Воля Нуса всегда были основной и при этом единственной его заботой.

Тут же последовал новый и неожиданный вопрос, на который Ингин не успел толком среагировать, как слуга уже мгновение спустя продолжил объяснять детали. Ассар замер на несколько секунд и казалась, что взор его скрытых в темных щелях шлема глаз был направлен куда-то сквозь Фарроха. Будут ли у него приказы? Вот этот вопрос уже по-настоящему сбивал его с толку, потому что Ингину никогда не приходилось отвечать на него ранее. Он всегда действовал либо один, либо на поводке у более высокого по рангу слуги Нуса, потому сейчас он чувствовал себя растерянно. Простояв в таком оцепенении около минуты, он наконец сделал резкое движение рукой наотмашь в знак отрицания. В конце концов, он не имел права отвечать за действия кого-либо, кроме его самого, а значит и направлять их тоже не мог.

Цепные псы не держат в своих зубах чужих поводков.

Последовала еще одна минута тишины, во время которой Ингин мог лишь без каких-либо действий смотреть на ассара в ответ. От повисшего молчания Фарроха, который сосредоточил взгляд своих алых глаз напрямую на нем, Безмолвный почувствовал себя... неприятно. Неуютно. Неловко. Точно описать это чувство палач просто не мог или, если точнее, не знал как. Но почему-то ему хотелось, чтобы эта давящая тишина наконец лопнула, освобождая этот странный груз с его плеч. Когда Фаррох снова заговорил, стало как-то легче, будто эти непонятные ощущения ушли в далекую пустоту.

На слова слуги Нэрдаэль Ингин привычно кивнул, двигаясь в сторону лестницы. Терпеливо ждать на охоте, не предпринимая никаких действий, палачу приходилось редко, так как он по большей части загонял свою добычу, а не выжидал ее, но нельзя было сказать, что он возражал против этого. Вовсе нет, ведь Хватка Нуса не может иметь своих предпочтений и должен делать все, ради выполнения задачи. Тем более, небо, пусть и как всегда для него серое и лишенное цветов, сегодня почему-то было красивым, потому он мог вдоволь полюбоваться им... Хотя он все еще не знал, что думал так.

Однако Фаррох снова обратился к нему, как бы невзначай кинув свой вопрос через плечо, отчего Ингин замер прямо посреди лестницы. Будет ли он... пить? Общения с кем-то для Безмолвного ограничивалось парой слов собеседника, которые по сути своей являлись указателями, кусками необходимой для задачи информации, но не более того. В конце концов, кто захочет с ним просто поговорить или даже просто спросить чего он хочет? И это его полностью устраивало. Вроде бы. Потому он просто не знал как реагировать на такие простые, ни к чему не обязывающие вопросы. Он мог просто их игнорировать, но почему-то чувствовал необходимость ответить на них, даже если не знал как.

Будет ли он пить?

Повернув голову в сторону Фарроха, он так и простоял несколько затяжных секунд, прежде чем отрицательно повертеть головой из стороны в сторону. И тут же резко зашагал наверх. На самом деле, пусть он этого и не понимал, но Ингин просто хотел таким образом убежать от ассара... Нет, скорее от его странных вопросов, которые одним своим наличием шевелят что-то в глубине его разума. И Безмолвный этого боялся.

Будет ли он пить?

Почти прозвучало как "хочет ли он пить". Орудие Нуса не может чего-либо хотеть. Все это знают. Но этот слуга все равно спрашивает... хоть и не этот вопрос. Нет, все таки гораздо проще когда все вокруг молчат. Слишком много надо думать над тем, для чего он не предназначен, чтобы отвечать на чужие слова.

Будет ли он пить?

Кажется... впервые за свою жизнь он получил такой вопрос? Нет, не надо над этим думать. Нельзя. Хоть он и не знал почему. Лучше посмотреть на черно-белое небо. Почему?...

Неважно.